В августе 1914 г. Россия вступила в войну, которую современники назвали «Великой» и которая позднее вошла в историю человечества как «Первая мировая». «Наступила война, а с нею для Гумилева военная страда. Войну он принял с простотою совершенной, с прямолинейной горячностью. Он был, пожалуй, одним из тех немногих людей в России, чью душу война застала в наибольшей боевой готовности.

Патриотизм его был столь же безоговорочен, как безоблачно было его религиозное исповедание», – вспоминал впоследствии А. Я. Левинсон[1]. Как известно, поэт принял решение отправиться на фронт добровольцем. Почему же он, в 1907 г. признанный негодным к военной службе по состоянию здоровья[2], решил сделать это? Безусловно, определённую роль сыграл общий патриотический подъем, с которым русское общество встретило начало войны. Следует помнить и о том, что его старший брат Дмитрий, ранее отслуживший в армии, был вновь призван в чине подпоручика[3]. Пошел на войну добровольцем и племянник поэта Н. Л. Сверчков, «Коля маленький»[4]. Вполне естественно, что сам Н. С. Гумилёв также не считал для себя возможным оставаться в стороне. Поэтому он добился повторного освидетельствования и 30 июля 1914 г. был признан годным к военной службе с оригинальной формулировкой: «за исключением близорукости правого глаза и некоторого косоглазия, причем, по словам г. Гумилёва, он прекрасный стрелок»[5].

Н.С. Гумилев оказался единственным российским поэтом, добровольно пошедшим на фронт. Однако он никогда не осуждал своих собратьев по «поэтическому цеху», не участвовавших в боях. 5 августа 1914 г. Н. С. Гумилев и А. А. Ахматова встретили на Царскосельском вокзале А. А. Блока: «А вот мы втроем (Блок, Гум[илев] и я) обедаем на Царскосельском вокзале в первые дни войны (Гум[илев] уже в форме), Блок в это время ходит по женам мобилизованных для оказания помощи. Когда мы остались вдвоем, Коля сказал: “Неужели и его пошлют на фронт. Ведь это то же самое, что жарить соловьев”»[6].

После кратковременной подготовки в Гвардейском запасном кавалерийском полку Н.С. Гумилев 30 сентября прибыл в Лейб-Гвардии Уланский Ея Величества Государыни Императрицы Александры Феодоровны полк. Этот полк в августе 1914 г. уже принимал участие в первом наступлении в Восточную Пруссию.

Первые «военные» впечатления поэта отразились в письме А. А. Ахматовой, отправленном около 8 октября из Россиен (Рассейняй): «я начинаю чувствовать, что я подходящий муж для женщины, которая “собирала французские пули, как мы собирали грибы и чернику”. (…) Раненых привозят не мало, и раны все какие-то странные: ранят не в грудь, не в голову, как описывают в романах, а в лицо, в руки, в ноги»[7]. Уже в цитировании подходящих по смыслу строк из поэмы «У самого моря», ссылке на «романы» проступает отношение к войне как поэта, а не как солдата. К письму был приложен «стишок» – как можно предполагать, первое «военное» стихотворение «Наступление». Несмотря на прорывающиеся в нём автобиографические нотки («Надо мною рвутся шрапнели,/Птиц быстрей взлетают клинки»[8]) оно, как полагает Е. Е. Степанов, написано ещё до участия в боевых действиях[9]. И его несколько бравурные интонации уже как бы предвосхищают будущие впечатления от войны. Даже возможна смерть в бою не воспринимается как реальность: «Я кричу, и мой голос дикий,/Это медь ударяет в медь,/Я, носитель мысли великой,/Не могу, не могу умереть»[10].

Вольноопределяющийся Н. С. Гумилев впервые принял участие в бою 17 (30) октября, когда его полк вместе с пехотой занял города Владиславов (Кудиркос-Науместис Литовской Республики) и Ширвиндт (Кутузово Калининградской области). Описанием этого боя и начинаются «Записки кавалериста». «Помню, был свежий солнечный день, когда мы подходили к границе Восточной Пруссии. Я участвовал в разъезде, посланном, чтобы найти генерала М., к отряду которого мы должны были присоединиться»[11]. «Генерал М.» – это начальник бригады, генерал-майор барон В.Н. Майдель. «Этот день навсегда останется священным в моей памяти. Я был дозорным и первый раз на войне почувствовал, как напрягается воля, прямо до физического ощущения какого-то окаменения, когда надо одному въезжать в лес, где, может быть, залегла неприятельская цепь, скакать по полю, вспаханному и поэтому исключающему возможность быстрого отступления, к движущейся колонне, чтобы узнать, не обстреляет ли она тебя. И в вечер этого дня, ясный, нежный вечер, я впервые услышал за редким перелеском нарастающий гул “ура”, с которым был взят В. Огнезарная птица победы в этот день слегка коснулась своим огромным крылом и меня»[12]. Затем – участие в разведке в составе разъездов, отход за р. Шешупу. Многие прусские местечки и усадьбы, упомянутые в «Записках», уже не существуют.

26 октября (8 ноября) уланами штурмом были взяты Вилюнен (Измайлово) и Шиленен (Победино)[13]. «Дики были развалины города Ш. – описывал поэт впечатления от Шиленена, – Ни одной живой души. Моя лошадь пугливо вздрагивала, пробираясь по заваленным кирпичами улицам мимо зданий с вывороченными внутренностями, мимо стен с зияющими дырами, мимо труб, каждую минуту готовых обвалиться. (…) Какое счастье было вырваться опять в простор полей, увидеть деревья, услышать милый запах земли»[14]. Именно в Победино 26 октября 2002 г. во дворе школы был открыт памятный знак в честь Н. С. Гумилева (скульпторы Л. Богатова и О. Сальников)[15]. За год до этого в Калининграде, на стене Дома искусств был установлен бронзовый барельеф поэта[16]. Но боевые действия для гвардейских уланов на этот раз продолжались недолго – уже 27 октября они были отправлены в Ковно (Каунас) на переформирование[17].

Каково же были первые фронтовые впечатления поэта? «На настроение отдельного воина действуют не только общие соображения, – каждый пустяк, случайно добытый стакан молока, косой луч солнца, освещающий группу деревьев, и свой собственный удачный выстрел порой радуют больше, чем известие о сражении, выигранном на другом фронте. Эти шоссейные дороги, разбегающиеся в разные стороны, эти расчищенные, как парки, рощи, эти каменные домики с красными черепичными крышами наполнили мою душу сладкой жаждой стремления вперед, и так близки показались мне мечты Ермака, Перовского и других представителей России, завоевывающей и торжествующей. Не это ли и дорога в Берлин, пышный город солдатской культуры, в который надлежит входить не с ученическим посохом в руках, а на коне и с винтовкой за плечами?»[18]. И ещё: «Была глубокая осень, голубое холодное небо, на резко чернеющих ветках золотые обрывки парчи, но с моря дул пронзительный ветер, и мы с синими лицами, с покрасневшими веками плясали вокруг лошадей и засовывали под седла окоченелые пальцы. Странно, время тянулось совсем не так долго, как можно было предполагать. Иногда, чтобы согреться, шли взводом на взвод и, молча, целыми кучами барахтались на земле. Порой нас развлекали рвущиеся поблизости шрапнели, кое-кто робел, другие смеялись над ним и спорили, по нам или не по нам стреляют немцы»[19]. Всё это – взгляд не солдата, а ощущения художника, поэта, преломляющего через художественные формулы новый для себя опыт жизни.

А «свежий солнечный день», «нарастающий гул „ура“» и «огнезарная птица победы» дня первого боя вошли в два «военных» стихотворения. Вот «Война»: «Как собака на цепи тяжелой,/Тявкает за лесом пулемет,/И жужжат шрапнели, словно пчелы,/Собирая ярко-красный мед./А «ура» вдали – как будто пенье/Трудный день окончивших жнецов»… И далее: «И воистину светло и свято/Дело величавое войны,/Серафимы, ясны и крылаты,/За плечами воинов видны./Тружеников, медленно идущих/На полях, омоченных в крови,/Подвиг сеющих и славу жнущих,/Ныне, Господи, благослови»[20]. И «Солнце духа»: «Как могли мы прежде жить в покое/И не ждать ни радостей, ни бед,/Не мечтать об огнезарном бое,/О рокочущей трубе побед./Как могли мы… но еще не поздно./Солнце духа наклонилось к нам»[21]. По предположению Е. Е. Степанова, оба стихотворения написаны по «горячим следам», сразу же после участия в первых боях[22]. Как видим, война воспринимается в них скорее в мажорных тонах. Это, вероятно, связано ещё и с тем, что бои с участием Н. С. Гумилева проходили во время наступления, носили маневренный характер, да и продолжались всего десяток дней.

Квинтэссенцией тогдашнего отношения поэта к войне можно, пожалуй, считать строки в письме М. Л. Лозинскому 1 ноября: «В общем, я могу сказать, что это лучшее время моей жизни. Оно несколько напоминает мои абиссинские эскапады, но менее лирично и волнует гораздо больше. Почти каждый день быть под выстрелами, слышать визг шрапнели, щелканье винтовок, направленных на тебя, – я думаю, такое наслажденье испытывает закоренелый пьяница перед бутылкой очень старого, крепкого коньяка. Однако бывает и реакция, и минута затишья – в то же время минута усталости и скуки»[23]. Об этом же он напишет позднее в письме жене: «вообще война мне очень напоминает мои абиссинские путешествия. Аналогия почти полная: недостаток экзотичности покрывается более сильными ощущениями. (…) Если бы только почаще бои, я был бы вполне удовлетворён судьбой. А впереди ещё такой блистательный день, как день вступления в Берлин!…»[24].

Первые три стихотворения Н. С. Гумилева, непосредственно посвященных теме войны, были написаны либо до участия в боях, либо под впечатлением боёв Восточной Пруссии. Затем, в ноябре, было участие в Лодзинской операции, а 18 декабря поэт смог получить недельный отпуск и побывать в Петрограде. Друзья чествовали его в кабаре «Бродячая собака». Здесь поэт читал свое стихотворение «Война» (опубликованное в ноябре в журнале «Отечество»), а в декабрьском номере журнала «Аполлон» было напечатано стихотворение «Наступление»[25]. 24 декабря за ночную разведку под Иновлодзью Н. С. Гумилев был награжден Георгиевским крестом IV степени и в художественной среде Петрограда стали распространяться слухи о его героизме. 4 января 1915 г. художник В. П. Белкин сообщал Г. И. Чулкову: «Гумилёв Н. С. приезжал на три дня в отпуск сюда, но мне не удалось с ним повидаться. Он получил Георгиевский крест за три очень важных опасных разведки…Был у нас на днях Лозинский М.Л. и прочел два стихотворения гумилёвских очень хороших о войне…»[26].

В конце января 1915 г. Н.С. Гумилев, уже младший унтер-офицер с Георгиевским крестом на груди, вновь побывал в командировке в Петрограде, где 27 января (9 февраля) принял участие в «Вечере поэтов» в «Бродячей собаке». Здесь он снова читал «Войну». «Бледной, надуманной и ненужной представляется вся «военная поэзия» современных поэтов, в своем кабинете воспевающих войну, – рядом с этими стихами, написанными в окопах, пережитыми непосредственно, созревшими под свистом пуль, – так оценил его выступление Ю.С. Волин, – И когда поэт-солдат в прекрасных стихах изумляется “поистине прекрасному и светлому” явлению войны и спрашивает: «как могли мы жить до сих пор без этих ярких переживаний», или когда он рассказывает, как переплетаются в его сознание прошлое с настоящим, гром орудий с музыкой Энери, жужжание пуль с танцами Карсавиной – это волнует, веришь этому и приближаешься к пониманию небывалого и непонятного»[27]. Этим он резко выделялся из круга петроградской богемы. «Было что-то символическое во внешности добровольца Гумилева, находящегося в отпуске и читающего свое стихотворение “Война” на эстраде какого-нибудь петербургского литературного кафе. Это было в 1915 году. Бледные тени декадентской столицы, юноши с накрашенными губами и подкрашенными щеками, “девы неразумные” (по библейскому выражению) и писательницы (…) – все это резко контрастировало с образом человека, который был вправе бросить своим современникам в лицо: …Я вам не пара»[28]. Здесь поэт познакомился с английским журналистом Бехгофером и на его вопрос о том, страшно ли на войне, ответил: «Вы думаете, что это ужасно? Нет, на войне весело!»[29].

Именно впечатления от первых боев в Восточной Пруссии отлились в то отношение к войне, которое будет доминировать у поэта примерно первые военные полгода. В его первых «военных» стихотворениях она воспринимается как что-то возвышенно-жертвенное. Однако на протяжении 1915 г. под влиянием фронтовой повседневности и «великого отступления» в его душе будет постепенно вызревать перелом. Он отольётся в совсем иное отношение к войне. В конце 1915 г. в стихах поэта зазвучат другие мотивы: «И год второй к концу склоняется,/Но так же реют знамена,/И так же буйно издевается/Над нашей мудростью война. (…) И сосчитают ли потопленных/Во время трудных переправ,/Забытых на полях потоптанных,/И громких в летописи слав?»[30]. Словами одного из своих героев поэт будет задавать риторический вопрос: «Для чего безобразные трупы/На коврах многоцветных войны?»[31]. Так он пройдет путь от первых, почти восторженных впечатлений от боев в Восточной Пруссии до нарастающего под влиянием фронтовой действительности отрезвления. Но, «пройдя всю войну и став настоящим русским офицером, он остался – поэтом. (…) Безусловно, война не слишком его вдохновляла. Это была просто тяжелая работа, которую он честно, как мог, выполнял»[32].

Александр Сергеевич Новиков,

кандидат исторических наук,

старший научный сотрудник сектора истории КОИХМ

————————————————————————

Библиографические ссылки:

[1] Левинсон А. Я. Гумилев // Николай Гумилев в воспоминаниях современников. М., 1990. С. 215.

[2] Полушин В. Л. Николай Гумилёв: жизнь расстрелянного поэта. М., 2007. С. 446.

[3] Полушин В. Л. Указ. соч. С. 445,447.

[4] Там же. С. 445.

[5] Цит. по: Степанов Е. Е. Поэт на войне. Николай Гумилев. 1914-1918. М., 2014. С. 56.

[6] Записные книжки Ахматовой (1958-1966). М., Torino, 1966. С. 672.

[7] Гумилев Н. С. Письма // Гумилев С.Н. Собрание сочинений. М., 2007. Т. 8. С. 183-184.

[8] Гумилев Н. С. Стихотворения. Поэмы (1914-1918) // Гумилев Н.С. Собрание сочинений. М., 1999. Т. 3. С. 52.

[9] Степанов Е. Е. Указ. соч. С. 62-63.

[10] Гумилев Н. С. Указ. соч. С. 52.

[11] Гумилев Н. С. Записки кавалериста // Гумилев С.Н. Собрание сочинений. М., 2005. Т. 6. С.118.

[12] Там же.

[13] Степанов Е. Е. Указ. соч. С. 78-79.

[14] Гумилев Н. С. Указ. соч. С. 125.

[15] История войн XX века в памятниках их участникам: Каталог. М., 2009. С. 157.

[16] Там же. С. 157.

[17] Степанов Е. Е. Указ. соч. С. 79-80.

[18] Там же. С. 118-119.

[19] Там же. С. 121.

[20] Гумилев Н. С. Стихотворения. Поэмы (1914-1918). С. 53.

[21] Там же. С. 59.

[22] Степанов Е. Е. Указ. соч. С. 67-68.

[23] Гумилев Н. С. Письма. С. 185.

[24] Цит. по: Лукницкая В. Николай Гумилев: Жизнь поэта по материалам домашнего архива семьи Лукницких. Л., 1990. С. 172-173.

[25] Полушин В. Л. Указ. соч. С. 459, 465.

[26] Цит. по: Полушин В. Л. Указ. соч. С. 468.

[27] В[оли]н Ю. [С]. «Вечер поэтов в „Бродячей Собаке“» // Петроградский курьер. 1915. 29 января. С.8.

[28] Оцуп Н. А. Николай Гумилев. Жизнь и творчество. СПб., 1995. С. 94.

[29] Цит. по: Полушин В. Л. Указ. соч. С. 465.

[30] Гумилев Н. С. Стихотворения. Поэмы (1914-1918). С. 99.

[31] Гумилев Н. С. Драматургия (1911-1921) // Гумилев Н. С. Собрание сочинений. М., 2004. Т. 5. С. 113.

[32] Степанов Е. Е. Указ. соч. С. 53.

Опубликовано в: Бежецкий край. 2016. № 2 (14). [«Ещё не раз Вы вспомните меня…». Сборник докладов и выступлений на научно-практической конференции, посвящённой 130-летию со дня рождения Николая Степановича Гумилёва]. Вышний Волочок, «Истоки», С. 52-58.